Антишарлатанский сайт

В Москве прошло годовое собрание Академии наук, в работе которого принял участие председатель правительства России Владимир Путин. Вступив в спор с президентом РАН Юрием Осиповым насчет того, всю науку надо финансировать или стоит сосредоточиться на прорывных направлениях, премьер этот спор выиграл. Специальный корреспондент «Ъ» АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ, кроме того, обращает внимание на то, что Владимир Путин вчера признался, что в свое время занимался научно-технической разведкой и был очень недоволен, что результаты этой работы не внедрялись в производство.

Российская академия наук (РАН) — уникальное место. Нигде больше в Москве нет такого места, где в мужской туалет выстраивается длиннейшая, вьющаяся клубком очередь, а в женский — вообще никого.

За несколько дней до годового собрания организация, объединяющая российских ученых за границей, написала президенту России Дмитрию Медведеву и президенту РАН Юрию Осипову письмо, в котором содержалась озабоченность «напором агрессивных шарлатанов» в науке и политике.

Дело в том, что в РАН есть комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований. И вот недавно спикер Госдумы Борис Грызлов назвал ее деятельность «мракобесием» и потребовал расформировать комиссию.

Ученые — люди, как правило, системные (тем более работающие за границей), и они выяснили, что Борис Грызлов — тоже ученый, и даже соавтор некоторых изобретений. Одно из изобретений он совершил вместе с изобретателем Виктором Петриком, которого комиссия РАН жестоким образом раскритиковала за то, что он занимается как раз той лженаукой, с которой комиссия должна беспощадно бороться. Авторы письма увидели причинно-следственную связь между выступлением комиссии против Виктора Петрика и выступлением Бориса Грызлова против комиссии.

Это письмо академики активно обсуждали и на заседании, вернее в паузах между ним. Письмо, можно сказать, ходило по рукам. При этом академики, учитывавшие, что скоро к ним приедет лидер «Единой России», предпочитали на эту тему в основном шептаться.

Когда я увидел в зале выдающегося ученого Руслана Хасбулатова (бывшего спикера Верховного совета РСФСР, так и не пережившего в 1993 году прямую наводку из танков по Белому дому), то прямо спросил у него, как он относится к деятельности комиссии по лженауке.

— С лженаукой должна бороться наука,— заявил Руслан Хасбулатов,— а не комиссия.

— А вы сами,— поинтересовался я тогда,— наукой занимаетесь или лженаукой?

— А я,— вздохнул он,— занимаюсь тем, что мне оставили. Вот этим я и занимаюсь.

В зале были и другие ученые, которые занимаются тем, что им оставили. Так, я заметил бывшего президента Киргизии Аскара Акаева, который по всем признакам старался остаться незамеченным. Причем Академия наук — место, как будто специально для этого созданное. Здесь можно функционировать десятилетиями — и никто о тебе даже не вспомнит.

Пока не приехал Владимир Путин, в зале бушевали научные дискуссии. Ученого секретаря академии допрашивали, почему он сказал, что США тратят на образование 0,48% ВВП, в то время как «академик Соболев впервые обнародовал доклад президента Обамы, в котором речь идет о 3%». Секретарь отбивался, настаивая, что «3% — это на всю науку, а 0,48% — на фундаментальную». Голыми руками секретаря было не взять.

Но руки не опускались. Президент РАН Юрий Осипов зачитал телеграмму, которую прислал в адрес собрания секретарь Совета безопасности России Николай Патрушев. В ней он объяснял, по каким причинам не может приехать на собрание. Известие было встречено искренними аплодисментами.

Директор Сибирского филиала академии Александр Асеев подробнейшим образом остановился на достижениях своего отделения. Предметом его особой гордости был нанопроволочный сенсор биомолекул, про который господин Асеев рассказал все, что знал. А знал он про него все.

Перед появлением Владимира Путина в заседании возникла театральная пауза длиной минут в десять. Академики, увидев премьера, встали, но не все. Некоторые колебались до тех пор, пока их коллеги не сели, и встали только после этого. Я уж даже подумал, что они теперь так и будут меняться до конца заседания.

Премьер сразу подошел к трибуне. Он долго рассказывал, какие средства получают ученые от государства (средства оказались подозрительно большими — достижения президента США померкли на фоне цифр, обнародованных российским премьером: 10% бюджета страны тратится, по его словам, на российскую науку и на то, что с ней связано).

Премьер не отрицал, что наука иногда отвечает на это теплотой.

— Благодаря созданному в системе РАН комплексу «Квазар-КВО» получила качественное развитие наша система ГЛОНАСС.— рассказал он.— Я считаю, что мы можем гордиться тем, как продвигается этот проект. Мы начинали его одновременно с нашими европейскими партнерами. Я даже предлагал им вместе начинать эту работу… Они отказались, делают самостоятельно…

Премьер рассказал, как печально это закончилось — для европейцев, разумеется:

— У нас сейчас на орбите уже группировка в 25 аппаратов. К концу года будет 29-30. Это глобальное покрытие. У них пока только два, по-моему. Но у них есть преимущества, и они как раз связаны с электроникой, связаны с научным обеспечением… И здесь нам нужна ваша помощь.

Юрий Осипов коротко кивнул. Надо так надо.

— Вместе с тем по такому содержательному критерию, как количество публикаций в признанных научных изданиях, наши ученые пока находятся на 14-м месте,— продолжил премьер.— Это на уровне Нидерландов, Бразилии… В общем, соседство неплохое, но если вспомнить, что в 1995 году мы были на седьмом месте, то это означает, что тенденция пока отрицательная. Нам вместе надо ее, конечно, переломить.

Юрий Осипов опять кивнул. На этот раз длинно.

После этого премьер сосредоточился на том, что в отечественной науке должно быть сформировано «конкурентоспособное ядро», а ресурсы «должны быть сконцентрированы на приоритетных направлениях».

Мне показалось, академикам не очень понравилось то, что он сказал. Они, безусловно, заинтересованы в том, чтобы финансировалась работа всех без исключений проектов, школ и направлений.

— В том числе,— добавил премьер,— надо шире использовать механизмы конкурсного распределения средств в рамках программ президиума Академии наук и отделений академии.

Это им понравилось гораздо больше.

— По итогам оценки эффективности работ,— заявил господин Путин,— РАН должна сделать финансовые, а возможно, и организационные выводы, перераспределить средства от слабых коллективов к сильным, при необходимости реорганизовывать научные организации.

Академики, мне показалось, опять погрустнели. Но тут премьер заговорил об их зарплате, которая будет расти, и о жилье, которое будет строиться на землях, принадлежащих РАН.

— Тем более что сегодня,— рассказал господин Путин,— за академией числятся более 330 тыс. гектаров земли. И это в значительной степени хорошие земли с точки зрения их оценки. Правительство дало поручение внести необходимые изменения в законодательство. Их суть в том, чтобы обременять будущего застройщика обязательствами продавать часть квартир сотрудникам академии по низким, доступным ценам. Я могу сказать примерный ориентир: 30 тыс. руб. за квадратный метр…

В зале поднялся такой торжественный оживленный гул, что в нем потонули слова благодарности премьера за вклад, который вносит академия в развитие России. Вклад, который сейчас сделал господин Путин в самих членов академии, был, судя по всему, гораздо весомей.

Впрочем, в перерыве академики жаловались на то, что такие цены — невыносимо высокие для них и что нельзя отдавать застройщикам ни клочка земли.

— А что же вы будете с этой землей делать? — спросил я одного из них.

— Сами! — ответил академик.— Все бросим и построим!

В первую часть утверждения верилось легко. Во вторую — не очень.

Так что гул был не торжественный, а тревожный.

Юрий Осипов выступил с докладом, из которого прежде всего следовало, что наконец-то решена известная проблема Зейделя об объемах неевклидовых тетраэдров.

Президент РАН говорил о насущном, не отвлекаясь на детали:

— Впервые нами получено достоверное изображение белого карлика! А может, белый карлик окажется черной дырой?! Не знаю… Поживем — узнаем!

Ну кто еще, кроме президента РАН, мог бы так исчерпывающе, в трех предложениях, изложить смысл любого научного академического занятия?

Потом Юрий Осипов перешел к прикладной науке (а не приложил ее). Он рассказал, что закончена работа над «Атласом Курильских островов» и что эта работа имеет безусловное геополитическое значение. Кроме того, господин Осипов упомянул про «монографию о новой полицентрической роли США и России в мировой политике». Он, очевидно, хотел показать премьеру, что наука может быть крайне полезна власти.

Власть должна отвечать ей, в свою очередь, взаимностью. Юрий Осипов объяснил премьеру, что отставание в некоторых областях — еще не повод для прекращения финансирования.

— Нужна фундаментальная наука, покрывающая весь спектр исследований,— заявил он, не пояснив, кому она такая нужна.

Но зато нельзя было не обратить внимания на то, что Юрий Осипов вступил в открытый спор с Владимиром Путиным, который говорил о том, что, наоборот, надо сосредоточиться на финансировании прорывных направлений.

Последнее слово осталось, надо сказать, не за Юрием Осиповым.

— Конечно, мы с вами прекрасно понимаем, что главный вопрос, который волнует всех: и руководство страны, и научную общественность, да и вообще всю страну… это вопрос эффективности.

И тут Владимир Путин заявил буквально следующее:

— Вы знаете, когда я служил в другом ведомстве… еще в своей прошлой жизни… (в разведке, в ГДР.— А. К.) у нас наступил момент… и я это очень хорошо помню, где-то в конце 1980-х годов… думаю, что присутствующие здесь в зале, многие меня поддержат… наверняка, вы тоже это ощущали… когда и наши разработки, и полученные специальными средствами разработки ваших коллег из-за рубежа не внедрялись в экономику Советского Союза. Не было даже оборудования для того, чтобы их внедрять!

Это называется, если не ошибаюсь, промышленно-научным шпионажем. Вернее, когда этим занимаются они, то это промышленно-научный шпионаж. А когда этим занимаемся мы, это научно-техническая разведка. Да, она была развита не только в СССР, но до сих пор найдется немного людей, с такой беззаботностью признающихся в том, что занимались им (или ей).

— И вот мы там на этом поприще трудились-трудились, добывали-добывали — толку никакого! — продолжил Владимир Путин.— Мы спрашивали: «А где? В экономике — где?» Нету! Внедрить было невозможно!

В зале стояла полная тишина. Все ждали, к чему клонит премьер. Не для того же он рассказал эту историю, чтобы об этом стало просто известно.

— И здесь, конечно, и руководству страны, и экономическим ведомствам, нашим крупнейшим компаниям многое нужно сделать для того, чтобы они были восприимчивы к инновациям и технологиям,— безобидно завершил господин Путин свое признание.

Премьер согласился, заглянув в свой блокнот, где он конспектировал речь Юрия Осипова, что для этого «нужны деньги, правильно».

— А вот известный Гриша Перельман (петербургский математик.— А. К.) без денег взял и опубликовал в интернете (доказательство теоремы Пуанкаре.— А. К.) и подписался: Гриша Перельман. Где деньги? Он даже от денег отказывается! Вот мы пытаемся ему хоть как-то… Он и этих не берет!

Премьер с укоризной посмотрел на Юрия Осипова. Президенту РАН, судя по всему, предстоит брать пример с Гриши Перельмана.

— Но здесь вот Юрий Сергеевич (Осипов.— «Ъ») показывает таблицу, я ее знаю хорошо, эту таблицу увеличения финансирования… здесь очень важно что? Важно сконцентрировать имеющиеся у нас ресурсы на основных направлениях. Не размазывать их, как говорится, тонким слоем по хлебушку так, что и масла не видно.

Премьер, значит, не оставил без внимания мысль президента РАН насчет того, что финансировать надо всех, кто занимается наукой.

— Но вот что касается взаимного недоверия власти и, скажем, академической науки…— продолжил Владимир Путин.— Я это совершенно не чувствую! Это кому-то хочется, может быть, чтобы было какое-то недоверие, но его нет. Это надуманный абсолютно тезис.

Таким образом, Владимир Путин уже не в первый раз однозначно встал на сторону министра науки и образования Андрея Фурсенко, у которого с академиками, мягко говоря, непростые отношения.

Закончил премьер философски. Возможно, он полагал, что именно с этими людьми, может быть, все-таки есть о чем поговорить даже после смерти Махатмы Ганди:

— Вы знаете, я думаю, что каждого из нас с момента рождения и до тризны всегда критикуют. Меня за последние десять лет столько критикуют, что я даже уже устал реагировать на это. Ну да, такова жизнь…— вздохнул премьер.— Чем более значимым делом мы занимаемся, тем больше критики… Это, в общем, и неплохо. На то и одна рыба в реке, чтоб другая не дремала.

В этот момент, мне показалось, ему совсем немного не хватило до полной искренности в голосе.

— Но есть, конечно, и записные критики,— продолжил он, и уж в этот раз невозможно было не поверить каждому его слову.— Но к этому тоже надо относиться спокойно! Есть люди, которые на этом либо зарабатывают, либо хотят заработать. Это просто их профессия! Ну чего на это обращать внимание?! Вот академик Лаверов сказал, что есть даже препарат, вами изобретенный, который стимулирует мозговую деятельность. Ну дайте этим критикам этот препарат — может, они успокоятся немножко!
А ведь сам-то как разволновался.

Андрей Колесников, Ъ- Газета