Каталог шарлатанских ресурсов


У врачей опустились руки, а медсестры сбежали из больниц

Внезапно уволен! В пятницу вечером в социальной сети Facebook появилось горькое сообщение от профессора Павла Воробьева, заведующего кафедрой гематологии и гериатрии ИПО Первого МГМУ имени И.М. Сеченова: «Вчера позвонили мне из отдела кадров и сказали, что я уволен. Из Первого Меда. Из института, где я прожил более 40 лет, а проработал — 36. Из них 18 лет — в должности заведующего кафедрой гематологии и гериатрии. Которую создал. Ни одного замечания, ни одного взыскания, всегда только позитив и достижения в работе. Около 700 научных публикаций, включая тезисы и зарубежные статьи. Около 100 книг, руководств, справочников. Более 20 защищенных диссертаций под моим руководством.» Председатель Московского городского научного общества терапевтов, профессор Воробьев рассказал Правмиру, что он думает о реформе здравоохранения в стране.

Pavel Vorobyov

Павел Воробьёв. Фото: Эдуард Кудрявицкий/АиФ

— Павел Андреевич,  как вы узнали о том, что больше не работаете в МГМУ имени Сеченова?

— Четвертого августа мне позвонили из отдела кадров нашего 1-го меда (ныне — Первый МГМУ имени И.М. Сеченова. — ред.) и сообщили, что я там теперь не работаю. В последнее время мой договор продлевался на год, в этом году – на три месяца – без объяснения причин. Никаких претензий мне никто не предъявлял. Конфликтов с руководством у нас не было. Есть, я знаю, неудовлетворенность моей гражданской позицией, моим профессиональным отношением к происходящему в здравоохранении, но это же не конфликт. Я считаю, что мои права грубо попраны. И по-человечески и по закону.

— Вы не раз критиковали ход реформы здравоохранения в России, получается, теперь вы ощутили это на себе?

— Причем уже второй раз. Первый раз мою кафедру выгнали из 7-й скоропомощной больницы, крупнейшей в городе. Она была сокращена, часть ее была закрыта. Это было в 2014 году. В университете имени Сеченова последние 18 лет я заведовал кафедрой гематологии и гериатрии, а больница была нашей клинической базой, в институте своих коек мало. Кое-как пристроились, конечно, но 34 года в больнице — это целая врачебная жизнь.

— Вы говорили не раз, что реформа здравоохранения – это по сути уничтожение нашей медицины. Сейчас ваша позиция только укрепилась?

— Все так и есть. За последние несколько месяцев в России уволилось 10 процентов младшего и среднего медицинского персонала. Вдумайтесь в цифру — это 40-50 тысяч человек! Они просто сбежали. Это продолжается уже несколько лет. Последние цифры говорят о том, что эта «реформа» не прекращается. Люди уходят сами. Низкие зарплаты, колоссальные нагрузки. Зарплата медсестры в стране сейчас 5-7 тысяч рублей. Люди берут 2,5 ставки, чтобы заработать хотя бы 15-16 тысяч. Теперь в больницах, похоже, обслуживать пациентов будут за деньги. Может быть, им самим придется нанимать сиделок. Кто-то же должен менять белье, памперсы, делать перевязки…

— В ходе реформы убрали медсестер и в поликлиниках, решив, что врач справится с оформлением записей сам. Как это сказалось на работе поликлиник?

— Сделали это как раз потому, что медсестер просто не хватает. Решили изобразить реформаторскую деятельность, убрав функцию медсестры совсем. Это неправильно. Во всем мире, наоборот, на одного врача работает три-четыре медсестры. Медсестра оформляет все записи, документы. По мировым стандартам, врач уделяет пациенту минут пять, а уже все остальное делает медсестра. Теперь у нас врач сидит и оформляет записи и в карте, и в компьютере… А ведь от этой работы доктора можно вообще избавить, например, с помощью диктофонных записей, которые расшифровывают call-центры. Во всем мире такая практика существует десятки лет, только мы не можем никак понять, как все обустроить.

— Наши поликлиники перешли на новый стандарт работы — это улучшило качество обслуживания пациентов?

— Да, сейчас наши поликлиники уже работают по новой «реформаторской» модели, но это не привело к улучшению оказания помощи. Количество бумажной работы не уменьшилось, записаться на прием не всегда легко, а электронная запись тоже не всем пациентам удобна и доступна. За последнее время были даже случаи, когда люди умирали в очереди в регистратуру.

Это формализованные игры чиновников, которые не имеют отношения к реформе здравоохранения. Они улучшают не эффективность обслуживания населения, а эффективность расходования средств. Медицина должна быть платной, кто не может платить, тот пусть болеет и умирает сам. А кто не хочет так работать, может идти в бизнес, — мы слышим и такие советы.

— Власти говорили о том, что в ходе реформы зарплаты врачей вырастут и что они уже составляют до 80 тысяч рублей…

— Зарплаты врачей растут — за счет того, что их увольняют. Ушло 2 врача, третьему повысили зарплату. Но он же не будет работать за троих. Врачи уже давно работают на пределе своих сил.

— С какой целью в таком случае идет у нас эта оптимизация здравоохранения?

— Это реформа по экономии средств. «Денег нет, но вы держитесь». Вот, к примеру, недавно была опубликована статистика по заболеванию воспалением легких на дому. Смертность в городе увеличилась на 30 процентов. Это же фантастика! От воспаления легких вообще не должны умирать легких, банальная домашняя пневмония, есть разные антибиотики…

Я это объясняю только плохой организацией медицинской помощи. Сейчас не госпитализируют вовремя таких больных. Например, есть новые ограничения. Без высокой температуры при воспалении легких не положат в больницу. А ведь у пожилых людей при этом заболевании обычно не бывает высокой температуры. В итоге люди приезжают в больницу уже в реанимацию.

— В чем изменились правила работы скорой помощи?

— Изменились правила работы и скорой помощи, и плановой помощи, и правила госпитализации. Теперь нельзя положить человека на обследование. Все обследование проходит амбулаторно. Но на практике это нереально, недоступно для населения. Поликлиника в одном месте, обследование делать нужно ехать на другой конец города. И все время требуют денег за то, чтобы делать быстро. Скажем, МРТ и КТ, то, что нужно делать срочно при определении опухолей, часто назначают через несколько месяцев — очередь. Хотите сделать быстро — платите деньги. Потому что одна из задач здравоохранения теперь — зарабатывание денег. А сделать это можно, только обирая больных.

«Скорая» теперь не увозит пациентов в больницу без явной угрозы жизни. А то, что угроза жизни может наступить через несколько минут после их отъезда, уже никого не волнует. Вызовы передаются на «неотложку», которая может приехать и через сутки.

— Что происходит в регионах?

В регионах все то же самое, помноженное на удаленность территорий. Там подчас и вовсе нет теперь «скорой помощи». Количество ФАПов (фельдшерско-акушерский пункт) в регионах в 2 раза больше, чем количество фельдшеров. Там некому работать. Но при этом в маленьких населенных пунктах вообще убирают медицинские учреждения. Хочешь лечиться — отправляйся в ближайший город, на посещение поликлиники уходит двое суток!

— Вы как-то говорили, что наша реформа идет по американской модели здравоохранения. Это так?

— Практически да, только мы опаздываем. Обама уже поворачивает американское здравоохранение на наши, еще советские принципы. Да и многие европейские страны тоже уже оценили удобство и качество нашей системы здравоохранения. А мы, наоборот, зачем-то от нее отказываемся. Та самая «английская модель» — это советская модель, она просто была приспособлена под жизнь Англии. Основные принципы — это первичное звено здравоохранения, доступное для всех, разделение на оказание помощи на двух уровнях — первичная ступень и вторичная. Но основной упор делается на первичное звено, там врачи и медсестры общей практики.

— А как вы оцениваете изменение системы медицинского страхования у нас?

— Вот это как раз чистое воровство денег. По самым скромным подсчетам, 10 процентов от наших страховок уходит не на лечение, не на больных, а на обслуживание системы. А самое важное — что это не имеет никакого отношения к повышению качества, эффективности и так далее.

И, кстати, никаких изменений в ОМС на самом деле за последние годы не произошло. Многие принципы были заложены в систему в начале 90-х годов. У нас никто не читает законы: например, право пациента перейти из одной поликлиники в другую — это вообще не новшество, это уже было с 1993 года, но не работало, людям просто не говорили о такой возможности, а сами мы свои права не стремимся знать.

— Профсоюзы работников здравоохранения как-то реагируют на ситуацию? И могут ли они ее изменить?

— Официальный медицинский профсоюз ничего не делает. Есть независимый профсоюз «Действие», который что-то пытается делать, но испытывает постоянные гонения. Сам я не верю ни в партии, ни в профсоюзы.

— Одно время врачи были довольно активны, выходили на митинги. Почему сейчас нет такой активности?

— Да, люди митинговали. Но ведь ничего не произошло. Всех обманули. Все обещания властей оказались пшиком. Кому-то сунули подачку деньгами, кому-то нет. У врачей опустились руки.

— Одно время наши власти говорили, что реформа здравоохранения идет с ошибками…

— Это были пустые высказывания. Уверен, что за ними не стояло никаких конкретных планов по развороту реформы, по каким-то корректировкам. Все идет так же, как шло, критику на местах просто не слышат, а критикующих — преследуют.

Наталия Константинова,  «Православие и Мир»
Print Friendly, PDF & Email

Share
 

      

Гимн альтернативной медицины

На Руси издавно сложилось своеобразное отношение власти к медработникам

Отношение народных масс к врачам также нельзя назвать особенно благоприятным

Medice cura te ipsum