Антишарлатанский сайт

Олег Кучерявенко – врач-офтальмолог, специалист по доказательной медицине

— Сегодня в СМИ пишут: «Ученые доказали, что кофе предотвращает рак», а завтра — что провоцирует. Есть ли какие-то критерии, по которым можно сразу понять: эти исследователи ошиблись, а вот эти — нет?

— Для того и существует доказательная медицина. Это такая область знаний, которая включает в себя достоверные результаты научных исследований, клинический опыт врача и интересы пациента. Есть вполне конкретные методы доказательной медицины, набор правил проведения исследований и последующего анализа, которые гарантируют надежность результатов. Например, то, что называется «двойным слепым плацебо-контролируемым методом»: когда ни врач, ни пациент не знают, какой препарат попался больному, — исследуемый или плацебо.

— В России эти методы применяются?

— Не очень часто. Российские исследования очень часто грешат неправильной рандомизацией (процедура случайного распределения участников эксперимента по группам. — БГ), нездоровой методологией организации исследований и безграмотным анализом результатов. Ни в коем случае нельзя самостоятельно делить пациентов на группы, для этого есть компьютер. По правилам, распределение по группам следует проводить случайным образом, возраст и стадия болезни всех участников должны быть примерно одинаковыми — это определяет однородность исследуемых групп. Просто, если хочешь продемонстрировать удивительно высокую эффективность нового препарата, достаточно в группу, где он будет исследоваться, поместить 20-летних пациентов на ранних стадиях заболевания, а в ту группу, которая будет применять традиционный метод лечения, — пенсионеров с алкогольной зависимостью и запущенной стадией заболевания. Количество участников исследования (выборка) не может быть малой, что мы часто видим в отечественных работах, кандидатских диссертациях, когда работа идет по 20 и 50 человек, и «ученые» приходят к выводу, что лекарство или метод лечения эффективен. Это ложь и шарлатанство, подтасовка научных фактов. Если вы не будете соблюдать эти и другие правила, вашу статью просто не опубликуют в приличном зарубежном издании. Что, собственно, и происходит с подавляющим количеством российских работ. В Lancet, New England Journal of Medicine, British Medical Journal очень редко можно встретить русскую фамилию. И я не вижу предпосылок для того, чтобы ситуация улучшалась.

— А почему наши ученые не соблюдают все эти правила?

— Когда мы отправляемся в аэропорт, у нас есть два варианта: либо «этот самолет, скорее всего, полетит», либо «этот самолет гарантированно полетит и приземлится в месте назначения». Вот opinion-based medicine (медицина, основанная исключительно на опыте и мнении) означает: «самолет, скорее всего, полетит», но есть вероятность, что он разобьется. И эту вероятность мы не знаем. Наша медицина — это  opinion-based medicine, у нас особое внимание уделяется образованию, которое дают профессора, их личному мнению, мнению университетских кафедр. Многие выпускники медвузов считают: «Я учился на кафедре профессора Иванова, светила отечественной медицины, и те слова, которые были написаны в его учебнике, которые он произносил на лекциях, — истина в последней инстанции. Любые знания, противоречащие этому, неверны». На Западе не может быть, что школа профессора Джексона думает так, а школа профессора Томпсона думает так. Есть научно выработанные данные, статистически обработанные, полученные в результате правильно проведенных научных исследований, — на них все и базируется.

— Вот вы учились во Втором меде. Реально ли бороться с такой системой со студенческих позиций?— Вы знаете, мне иногда не засчитывали занятия, просто потому что я вставал и говорил: «Иван Иванович, у того, что вы сейчас говорите, нет доказательств». Иван Иванович сразу приходил в бешенство, потому что он профессор, член-корреспондент всех Академий наук. В России это имеет огромный вес, в разговоре с таким человеком студент — ничтожество. Я учился международному здравоохранению и внедрению доказательной медицины в развивающихся странах в Johns Hopkins Bloomberg School of Public Health параллельно со Вторым медом. Там ученый с мировым именем, приглашенный профессор Гарвардской школы медицины обедает со студентами, разговаривает с ними, нет этого огромного провала, что не исключает большого взаимоуважения. И известнейший профессор может несколько раз в течение занятия сказать, что чего-то не знает: «Если вы в курсе и можете принести статью, в которой есть необходимые данные, пожалуйста, просветите меня».

— Как касается пациентов непопулярность в России доказательной медицины?

— Подавляющее большинство препаратов, которые назначаются в амбулаторных условиях, не имеют доказанной эффективности или безопасности. Заболевания, которые диагностируются, тоже порой бывают мифическими. Апофеоз всей российской безграмотности — это дисбактериоз. С третьего курса по шестой тебе на каждой кафедре говорят, что, если ты назначил антибактериальный препарат, у человека будет понос, потому что разовьется дисбактериоз. Если это случилось — выпиши «Линекс». Как просто! И когда тебе об этом говорят регулярно, ты выпускаешься, не зная практически ничего, кроме цепочки: антибиотики — дисбактериоз — диарея — «Линекс».

Но на самом деле, если мы назначаем антибиотик, у пациента может случиться диарея просто потому, что таков побочный эффект препарата, связанный с его механизмом действия. Это можно предотвратить, например, приемом антибиотика вместе с пищей. Если диарея усиливается, в таком случае необходима консультация врача. Но лечить диарею под предлогом якобы нарушившейся микрофлоры — шарлатанство. На самом деле никакой нормы количества бактерий, от которой можно отклониться, нет. И когда ты приезжаешь за границу и заговариваешь о дисбактериозе, врачи начинают смеяться, потому что думают, что это шутка. А когда им объясняешь, что этот самый дисбактериоз лечат бактериями, упакованными в капсулу, они начинают нас жалеть. И жалеть наших пациентов. Поэтому повальное назначение каких-то капсул для лечения какого-то заболевания и сбор какашек у детей для анализа на дисбактериоз — это далекое от медицинской науки явление. И такая информация не является секретной — возьмите оксфордские пособия, международные рекомендации общества гастроэнтерологов (они все исключительно доказательные) — и вы в два счета проверите сказанное мной. Мне кажется, это не так сложно доносить студентам на занятиях, не правда ли?

— Почему так мало наших врачей знает об этом?— Проблема не столько в образовании, сколько в самообразовании. Я недавно общался с одним из преподавателей в московском медицинском вузе, говорю: «Вы обязываете студентов назначать «Эреспал». Но где данные, которые подтверждают, что этот препарат действительно эффективен и безопасен?» На следующий день этот преподаватель приносит мне статью, естественно, написанную на русском. В этой работе рассказывается об исследовании, которое проводилось на 40 пациентах: одним дали «Эреспал», другим не дали. Группа была абсолютно разнородная — в нее входили лица от 18 до 60 лет. То есть мы уже имеем два нарушения: маленькая выборка (людей должно быть как минимум больше тысячи) и разнородная группа (обмен веществ в 18 лет и в 60 сильно различается). В беседе с преподавателем выяснилось, что он не видит эти ошибки и не может объяснить те данные, которые там приведены. То есть он не в состоянии увеличивать объем своих знаний, даже если хочет.

— А почему в России не любят доказательную медицину?

— Сегодня часто можно слышать от людей, не имеющих представлений об этом разделе медицинской науки, что она игнорирует и ставит под сомнение клинический опыт врача. Жаль слышать подобное от докторов, что хуже — от профессорско-преподавательского состава. Это говорит о незнании основ доказательной медицины. На самом деле, когда мы не обладаем достаточным количеством знаний по какому-то вопросу, мы, конечно, должны ориентироваться на клинический опыт. Для профессора с 50-летним опытом в медицине неприятность состоит в том, что в какой-то степени доказательная медицина ставит его на одну ступень с молодым врачом, который будет опираться на те же научные публикации, что и сам профессор. Это затрагивает самолюбие.

Еще часто можно услышать, что доказательная медицина куплена, фармацевтические компании проплачивают исследования. Но это как раз российская специфика. В отечественных журналах исследуют препараты под коммерческими названиями и публикуют соответствующие статьи. Такие работы проплачены, налицо конфликт интересов и вероятная подтасовка данных. Правильно было бы исследовать не препарат, а его действующее вещество.

Просто методы оценки достоверности данных нужно преподавать в университетах. В некоторых наших вузах есть кафедры доказательной медицины, но обычно на них учат глубинам статистики и не учат элементарному пониманию проблемы. А нужно говорить, зачем все это изучается, приводить конкретные клинические примеры, которые уже имели место, научить понимать и критически оценивать научные публикации. Такой предмет надо вводить параллельно с клиническими дисциплинами, то есть на старших курсах, и учить студентов с широким использованием иностранных источников, как онлайн, так и учебных пособий. Оксфордкие хендбуки, к примеру, тщательно выверяются на предмет доказательности – от этого зависит и статус университета.

— Хорошо, вот есть врач, который хочет лечить правильно. Ему сверху спускают названия лекарств, которыми, как считают чиновники, нужно лечить от гриппа, гастрита и конъюнктивита. Что делать?

— Есть такой ресурс — Кохрановская онлайн-библиотека (The Cochrane Library). Этой базе систематических обзоров можно целиком и полностью доверять, это кладезь источников доказательной медицины, там хранятся все данные, которые были получены с использованием методов evidence-based medicine. Систематический обзор — это анализ большого количества рандомизированных клинических исследований, проведенных по изучаемой проблеме. Бесплатно полнотекстовые статьи получить на этом сайте нельзя, но можно посмотреть, что было проанализировано и какие сделаны выводы. На русском ничего похожего нет. Если в Кохрановской библиотеке нет необходимых работ, то можно почитать большое количество иностранных журналов и научных баз. Например, Evidence-based Medicine Reviews (Ovid), Best Evidence, EMBASE, Clinical Trials, British Medical Journal, New England Journal of Medicine. Их огромное количество. Это источники, в которых крайне редко встречаются «левые» исследования. И если такое происходит, то чаще всего потом приносятся извинения и публикуются опровержения.

— Получается, что каждый день врач, терапевт из поликлиники села Светлый Путь, должен читать статьи на английском. А если на русском, то ему необходимо разбираться, чему там можено доверять, а чему нет. Вы правда думаете, что это возможно?— Я понимаю: такую систему нельзя внедрить сегодня и сейчас в России, но нужно попытаться что-то сделать. Не кричать: «У нас все плохо» — а что-то сделать. Иначе все так и останется. Когда врач узнает конкретные истории, он уже пять раз подумает, перед тем как назначить кому-то «Линекс». А потом соберется и найдет достоверную информацию об этом препарате. Например, был случай в 1970-х годах, когда здоровым женщинам назначалась гормонозаместительная терапия для того, чтобы снизился риск сердечно-сосудистых заболеваний. Первые исследования были проведены неверно: период follow-up (наблюдение за пациентом после введения препарата) был маленьким, и врачи «не поймали» настоящий эффект от этой терапии. А потом, когда пришла доказательная медицина (в 1980-х) и решила посмотреть, что же на самом деле происходит с такими больными, выяснилось, что гормонзаместительная терапия у здоровых женщин в постменопаузе в 2 раза увеличивала частоту венозных тромбоэмболий и в 1,4 раза увеличивала частоту инсультов. А всего лишь что сделали: правильно собрали группу и увеличили период follow-up. Но к тому времени сотни тысяч женщин погибли в результате назначения гормонов. В этом случае виноваты исследователи, безграмотно набиравшие группы (ошибки рандомизации и обеспечения однородности) и избравшие неверные сроки контроля.Сейчас в Великобритании 80 процентов врачей следуют принципам доказательной медицины. Они около 15–17 часов в месяц тратят на непрерывное медицинское образование. Нашим докторам для повторения этого подвига нужно знать английский — переводить все выходящие за рубежом статьи на русский никто не будет.

— Давайте представим, что врач знает: больному ношпа не поможет. Но в соответствии с национальным руководством прописать-то он должен именно ее.

— Да, это проблема в первую очередь стандартизации медицинской помощи. У нас нет нормальных протоколов, которые регулировали бы этот процесс. Эти национальные руководства зачастую создаются советской школой и не исключают opinion-based подхода. В итоге половина нашего официального списка жизненно важных лекарственных средств является мусором: это либо отечественные разработки, которые насажены сверху, либо препараты, давным-давно не используемые за рубежом. Поэтому нужно менять и стандарты, и менталитет, и медицинское образование.

— Как быть пациентам в такой ситуации?

— Проблема в том, что в России есть некое противостояние между врачебным сообществом и пациентами. Наша «Лига защитников пациентов» занимается преимущественно судебными тяжбами, конфронтацией между врачом и пациентом, что активно освещается СМИ. Но, по-моему, у нас народ потихоньку просыпается, люди начинают сами интересоваться проблемами. Очень часто теперь подготовленные пациенты приходят к неподготовленным врачам. Американская сеть пациентов, с которой я какое-то время тесно сотрудничал, участвует в анализе научных публикаций, стимулирует к созданию тех или иных систематических обзоров. Я беседовал с доктором из Лондона, он рассказывает, что в Британии это нормально — если больной говорит врачу: «Я недавно прочитал статью в British Journal of Medicine о том-то и том-то. Это правда?» И доктор понимает, что не знает, о чем речь, это стимулирует его быть в курсе.

Дарья Саркисян,  Большой Город